Клуб ЛИИМ Корнея Композиторова. Вестибюль

 

АРТ-салон. Художественный салон Клуба ЛИИМ

 

Клуб ЛИИМ
Корнея
Композиторова

ПОИСК В КЛУБЕ

ЛИТ-салон

ЛИИМиздат

МУЗ-салон

ОТЗЫВЫ

КОНТАКТЫ

 

 
 

Главная

АРТ-имена

Поиск в АРТ-салоне

Арт-сайты

       
 

Гюстав Курбе
Творчество художника (окончание)

Творчество художника (начало)
Творчество художника (продолжение 1)
Творчество художника (продолжение 2)
Творчество художника (окончание)

В сознании обывателя реализм ассоциируется с чем-то грязным, циничным и неопрятным: реалисты признают за правду только темную и уродливую сторону жизни и терпеть не могут все возвышенное и идеальное, это нечистоплотные и опасные люди, нигилисты, которые расшатывают общественную мораль, и Курбе у них - предводитель.

Сам Курбе, живя и бывая в Париже, все свободное время проводит в пивной, в пивной Андлера, что находится в двух шагах от его мастерской. Это заведение, бедной своей обстановкой напоминающее простой кабачок, вполне отвечало непритязательным вкусам Курбе: здесь все сидели на грубых скамьях и пили пиво, заедая его ветчиной и кислой капустой. «С потолка там свешивались окорока,- вспоминал друг Курбе Шанфлери,- всюду громоздились гирлянды сосисок, сыры, как мельничные жернова, а бочки аппетитной кислой капусты напоминали о монастырской трапезной».

Неискоренимый холостяк Курбе, которого ни одно любовное приключение так и не смогло довести до венца, нередко заходил сюда вместо столовой - перекусить и заморить червячка, а временами устраивал здесь нечто вроде клубных собраний. «Реализм,- рассказывал Шанфлери,- вероятно, родился в голове Курбе в мастерской... но восприняла его от купели пивная Андлера. Именно там художник общался с внешним миром. С шести до одиннадцати вечера мы ели, спорили, отпускали остроты, смеялись, играли на бильярде. Курбе как бы устраивал прием. Пивная была для него продолжением мастерской. Люди, желавшие повидаться с ним, приходили именно туда... Курбе разглагольствовал обо всех искусствах, обо всех науках, даже о таких, о каких не имел представления... Эта пивная привлекала очень много парижан; в ней, по слухам, рождалось новое божество... Слава пивной росла, ее восхваляли в прозе и стихах».

По четвергам же здесь собиралось самое отборное общество: из художников - Камиль Коро, Оноре Домье, Александр Декан, скульптор Бари, музыканты Промайе и Шанн, из литераторов - Шарль Бодлер, друзья Курбе - Шанфлери и поэт Макс Бюшон и, конечно же, критики.

Эта вольная парижская жизнь среди художников и поэтов, жизнь без стеснения и нараспашку в окружении веселых подружек, бывших одновременно и любовницами и моделями, послужила темой едва ли не единственной парижской картины Курбе: Девушки на берегу Сены (1856-1857). Красивые девушки, отдых, природа, безмятежное сияние лета, лодка, вода: все, что с таким восторгом лет через пятнадцать откроют для себя импрессионисты и что станет доминирующей темой их искусства - все это в зародыше уже есть у Курбе, он был первый, кто разглядел эту тему - тему раскрепощенного и естественного состояния человека. Его девушки не жеманничают и не изображают из себя светских львиц, они ведут себя так, как привыкли вести, и в этой верности правде и состояла главная прелесть и новизна картины Курбе.

Осень 1858 года и зиму 1858-1859 годов Курбе провел в Германии, во Франкфурте, где его восторженно принимали местные живописцы. Вкусные обеды, которыми потчевали Курбе, чередовались с азартной охотой на диких оленей, которые в изобилии водились в германских лесах. Курбе, выросший среди дикой природы и с детства обожавший охоту, пропадал целыми днями в погоне за красивой добычей. Удачливый в охоте, как и в искусстве, он накануне Нового года убил огромного оленя, самого крупного из всех убитых в Германии за последние 25 лет.

Для нас же важно, что самой его удачной добычей стали картины, которые он писал на тему охоты. Для европейского искусства середины XIX столетия это была неожиданная тема, как будто отсылающая нас в далекое прошлое - к роскошным гобеленам и великолепным королевским охотам. Курбе был сам умелым охотником, любил животных и великолепно знал повадки зверей, именно от этого его охотничьи сцены выглядят так интересно, убедительно и на редкость разнообразно.

Мы словно вместе с ним лазаем по диким чащобам и с удивлением наблюдаем то битву сильных оленей за самку, то мирную сценку из жизни изящных косуль, то следим, как лиса в последнем прыжке ловит зазевавшегося зверька или охотники до смерти загоняют оленя. Но что бы ни писал Курбе, вопреки расхожему представлению о реализме как о бескрылом искусстве, он всегда остается сказочником и фантастом, и его леса, снега и расщелины в такой же мере романтичны, необычайны и сказочны, как и восточные мотивы Делакруа.

Эта романтичность и страстность Курбе особенно поражают в его пейзажах, в которые он вкладывал всю неистовость своего темперамента. Вообще, пейзажи Курбе - это особая тема, отдельный мир, стоящий особняком в истории французского пейзажа. Барбизонцы с их спокойными лесными опушками, тишайший Коро со своей серебристой нежностью, чуть позже импрессионисты с их любовью к радостному, милому пейзажу, обжитому людьми,- как все это далеко от суровых, мужественных и энергичных пейзажей Курбе.

Первобытной и дикой душе Курбе как будто тесно в милых и слишком уж уютных предместьях Парижа, и он рвется на волю, к таким же первобытным пейзажам. Расщелины, утесы, уединенные водопады и угрюмые скалы - вот подлинная стихия Курбе, вот где его душенька чувствует себя на просторе. Окрестности Орнана. Утро (1848), Долина реки Лу (1849), Ручей в тени (1865) - кажется, что мы присутствуем при первых днях творения на земле, когда какая-то страшная сила вздыбила и искорежила землю, придав ей самые странные и причудливые формы, и так и бросила, оставив лежать ее до скончания времен.

Сила и мощь - вот две стихии, которым поклонялся Курбе и которые главенствуют в его пейзажах; никаких уютности и покоя, никакой смиренности и покорности человеку, его природа, словно дикие необузданные кони - проносится мимо, обдавая нас хлопьями пены и брызгами ярости. Он писал ее так, словно месил глину: ловко и потрясающе быстро, нанося острым шпателем точные удары по холсту и подправляя, где нужно, пальцем, тряпкой и всем, что попадалось под руку.

Ну и, конечно же, особая статья в пейзажах Курбе - это море, море, которое он впервые увидел в поместье Брюйаса в Монпелье и которое осталось верным спутником его до конца его жизни. И опять: какая разница с импрессионистами! У них море - это уютные пляжики, красивые отели, зонтики, дамы и шляпы, а вода - это символ радости и быстротекучести жизни; совсем не то у Курбе: для него море - это все еще не покоренная стихия, это олицетворение грозной мощи природы, ее творящая и казнящая сила. Так, как писал и понимал море Курбе, не писал никто ни до, ни после него, кажется, что его великая, беспокойная, всегда гордая и непокорная душа наконец нашла себе ровню - нечто столь же величественное, грозное и беспокойное - и теперь упивалась этой дружбой с величавой стихией. Недаром Курбе так любил писать волны и бури, превращая тяжелые тучи и водяные холмы в подобие каменных круч, в родные утесы и скалы.

Мопассан вспоминал, как в 1869 году Курбе писал в Этрета: «Я вышел к морю посмотреть на ураган... Вдруг кто-то сказал рядом со мной: "Пойдемте, посмотрим на Курбе - он пишет великолепную вещь". Слова эти были обращены не ко мне, но я все-таки отправился следом, так как был знаком немного с художником... В большой комнате тучный мужчина накладывал кухонным ножом пласты белой краски на большое пустое полотно. Время от времени он приникал лицом к стеклу окна и смотрел на бурю. Море подходило так близко, что, казалось, волны ударяют в дом, окутывая его пеной и грохотом. Соленая вода хлестала в окно, подобно граду, и струилась по стеклам. Время от времени Курбе подходил к камину, отпивал несколько глотков и снова возвращался к своему произведению. Оно стало картиной Волна и наделало немало шума».

Сезанн же вот как отзывался о Волнах Курбе: «Большие Волны, особенно берлинская, поразительная, одно из чудес света, более трепещущая, более вздыбленная, чем луврская, с зеленым, более тусклым, с более мутным оранжевым, со своими космами пены, своим прибоем из глубины веков, на фоне лохматого неба с мертвенной синевой. Она бьет вам прямо в грудь. Во всем зале чувствуешь брызги водяной пыли..».

Марины и пейзажи Курбе - это лучшее из всего написанного им в 1860 - 1870-е годы, это была та область, где он мог свободно предаваться своим чувствам и оставаться самим собой, не думая о производимом им впечатлении. Иное дело - его обнаженные. Курбе писал обнаженную натуру много раз, но, глядя на его женщин (за редким исключением), кажется, что он писал их не свободно, а во многом потакая обывательским вкусам. Здесь он уступал, проявлял слабость, делал не то, что хотел, а то, что ожидали от него и публика, и заказчики. Это относится и к его популярной работе Женщина с попугаем (1866), которую он готовил для Салона 1866 года.

Вот что вспоминал о ней граф де Идевиль: «Когда я вошел... художник работал над вакханкой с распущенными волосами, которую он назвал Женщина с попугаем из-за ара со сверкающим оперением, которого модель держала на руке... Не прекращая работу... он заговорил с нами о предстоящей выставке. "Если они не будут довольны в этом году, я не знаю, что им надо,- сказал он своим глухим и насмешливым голосом с акцентом Франш-Конте, который он любил преувеличивать.- У них будут две угодные им картины, какие они любят, пейзаж и академия"».

Любопытно, что вечный противник Курбе Теофиль Готье, увидев Женщину с попугаем, назвал ее произведением, «полным поэзии и стиля». Увы, эту красивость и фальшь и привкус салона можно найти и в известных Спящих (1866) или, иначе, Лени и роскоши, очень эротичной картине, написанной Курбе по заказу богатого турка Халилбея, бывшего посла Турции в России, да и во многих других картинах, исключения тут разве что прекрасный Источник (1868) и Женщина в волне (1868). Но и, как справедливо говорил Клод Моне, даже самая худшая картина Курбе в десятки раз лучше тысяч безликих салонных картин. И действительно, талант и подлинность никогда не покидали художника.

К концу 1860-х годов материальное положение Курбе настолько упрочилось, что ко Всемирной выставке 1867 года он был в состоянии выстроить персональную и очень вместительную галерею, в которой он показал более ста своих лучших работ и которую планировал использовать уже до конца своей жизни. Этот шаг позволял ему полностью отмежеваться от государства с его постоянным контролем (мечта любого художника) и окончательно отвоевать себе независимость. Любопытно, однако, что репутация Курбе как художника была уже настолько высокой, что теперь, несмотря на все его фрондерство и дерзость, правительство само заигрывало с ним. Незадолго до начала Франко-прусской войны Курбе узнал, что его наградили орденом Почетного легиона и с гордостью напечатал свой отказ в парижской газете:

«Никогда, ни в коем случае, ни под каким условием,- гордо писал Курбе,- я бы ее (т. е. награду) не принял. Меньше всего я сделал бы это сейчас, когда измены множатся со всех сторон и человеческая совесть печалится столькими корыстными отречениями от убеждений. Честь не в титулах и не в ленточках - она в поступках и побуждающих их причинах. Уважение самого себя и следование своим идеям составляет ее существенную часть. Я уважаю себя, оставаясь верным принципам всей моей жизни. Если бы я отступил от них, я променял бы честь на знак».

Звезда Курбе сияла высоко и торжественно, его имя произносили повсюду. Опьяненный успехом, он писал в свой родной Орнан: «Меня осыпают поздравлениями за отказ от ордена, я получил триста лестных писем, каких не получал еще никто на свете. По общему мнению, я - величайший человек Франции. Г-н Тьер пригласил меня к себе домой, чтобы поздравить; княгини и те являются ко мне с той же целью, и в мою честь был дан обед на восемьдесят-сто персон... На нем присутствовал весь ученый и газетный мир Парижа. На улице мне, как кюре, приходится держать шляпу в руке».

Увы, эта эйфория продолжалась очень недолго, война с Пруссией, начатая 19 июня 1870 года, быстро отодвинула все довоенные радости. Армия Наполеона III, так умело втянутого в войну умным Бисмарком, показала себя совершенно беспомощной и терпела одно позорное поражение за другим. Первого сентября французы были разгромлены под Седаном, 2 сентября Наполеон III капитулировал, 4 сентября были провозглашены республика и правительство национальной обороны, а 19 сентября немцы стояли уже под Парижем. Такова была ужасная хроника этой бездарной войны.

Недавно еще беспечный Париж теперь оказался в реальной опасности: под угрозой обстрелов, грабежей, пожаров и всех ужасов, которые несла за собой война. Нужно было срочно спасать его художественные сокровища, и с этой целью уже шестого сентября созвали комиссию художников, председателем которой был избран Курбе. Курбе, для которого война стала личной болью и драмой, с воодушевлением взялся за дело. Он писал обеспокоенным родителям, что «долг перед обществом следует выполнять в первую очередь».

И нужно сказать, что комиссия, возглавляемая Курбе, очень достойно справлялась со своими обязанностями: ее члены следили за перевозкой художественных ценностей в подвалы Лувра, организовывали защиту памятников от возможных обстрелов, паковали редкие рукописи и ценные книги, обеспечивали меры безопасности против краж и пожаров. Это была благородная работа, особенно если учесть условия, в которых она проводилась: начавшиеся бомбежки, блокаду и голод. Возвратившийся из эмиграции Виктор Гюго говорил по этому поводу: «Теперь приготовляют паштет из крыс, говорят, что это вкусно». Люди выстраивались в многочасовые очереди за кусочком конины в полкулака.

Подобно Гюго, Курбе обратился с наивными посланиями к немецким солдатам и к немецким художникам. Он пожертвовал одну из своих марин в фонд благотворительной лотереи, и на деньги от продажи этой марины отлили пушку, названную его именем. Кроме того, Курбе терпел и значительные материальные убытки: его знаменитый павильон, построенный ко Всемирной выставке 1867 года и лежавший в разобранном виде на складе, был использован для строительства баррикад, а в его орнанской мастерской хозяйничали немцы, которые попортили здание, а кое-что и разворовали.

Наконец 18 марта 1871 года парижане, возмущенные бездеятельностью нового правительства и унизительным мирным договором с Германией, по которому той отходили Эльзас и Лотарингия, подняли восстание и провозгласили Коммуну. Курбе разделял возмущение вместе со всеми. «Вся эта свора мошенников, предателей и кретинов, управлявших нами,- писал он домой,- только и делала, что устраивала показные сражения, уложив зазря множество людей. Эти убийцы потеряли не только Париж, но и Францию, парализовав и развалив все, что смогли...».

Курбе, всегда настроенный демократически и водивший еще со времен своей молодости горячую дружбу с левыми радикалами - с Жюлем Валлесом и со своим знаменитым земляком, социалистом Пьером Жозефом Прудоном, вместе с которым он написал даже ученый трактат под названием Основы искусства и его социальное значение и чей известный посмертный портрет он создал в 1865 году, увидел в Коммуне счастливую возможность разделаться с ненавистной ему бюрократией и перестроить всю художническую жизнь на новых, человечных началах. Со свойственными ему горячностью и темпераментом он весь уходит в подготовку новых реформ.

Тринадцатого апреля на общем собрании парижских художников был провозглашен манифест об учреждении Федерации художников Парижа, в основу которого легли сколь прекрасные, столь и невыполнимые принципы: «Свободное распространение искусства, избавленного от контроля со стороны государства и не дающее привилегии кому бы то ни было. Равноправие всех членов федерации. Независимость и охрана достоинства каждого художника, гарантированные комитетом, созданным на выборной основе».

Для Курбе, которому всегда не хватало размаха в слишком мелкой и затхлой жизни империи, наступает золотая пора горячки, лихорадки, восторга. Он не замечает ни обреченности Коммуны, ни ожидающей ее скорой ужасной расправы. С восторженностью наивного мотылька он упрямо летел на манивший его прекрасный огонь. «По воле парижского народа,- в каком-то упоении писал он родителям,- я с головой ушел в политические дела. Председатель Федерации художников, член Коммуны, делегат в мэрию, делегат по народному просвещению - четыре ответственнейшие должности в Париже! Я встаю, завтракаю, а затем заседаю и председательствую по двенадцати часов в день. Я чувствую, что голова моя съеживается, как печеная картофелина. Несмотря на все эти заботы, несмотря на всю трудность для меня социальных проблем, в которых я не приучен разбираться, я - на седьмом небе. Париж - сущий рай: ни полиции, ни глупостей, ни притеснений, ни ссор. Париж катится вперед сам по себе, как на колесах. Хорошо бы, чтобы так было всегда! Короче, не жизнь, а восторг!».

Увы, это восторженное письмо было написано Курбе всего за полмесяца до того дня, который станет роковым в жизни художника: 18 мая при громадном стечении народа была повержена знаменитая Вандомская колонна, которая для большинства парижан всегда оставалась, по выражению Курбе, символом «завоеваний, грабежа и человекоубийства». Был ли Курбе, как член Коммуны, персонально ответствен за слом этой злополучной колонны? Юридически, нет: в момент принятия этого рокового, как оказалось, решения он еще не был членом Коммуны, что же касается моральной стороны этого дела, то он должен был разделять ответственность вместе с десятками тысяч людей, которые так же, как и он, жаждали уничтожения этого проклятого символа. Тем не менее именно история с колонной послужила поводом для дальнейшей расправы с Курбе.

Курбе арестовали 7 июня, после того как с Коммуной было покончено и власти расстреляли десятки тысяч человек. Его судили, и несколько месяцев он отсидел в тюрьме, разделяя судьбу многих тысяч несчастных. Из тюрьмы он писал одной своей хорошей знакомой: «Меня ограбили, разорили, таскали по улицам Парижа и Версаля, осыпали дурацкими насмешками и оскорблениями. Я гнил в одиночках... Спал на голой земле в обществе всякой сволочи, кормил собой паразитов, меня возили из тюрьмы в тюрьму, я валялся в лазаретах среди умирающих, ездил в тюремных фургонах... под дулом винтовки или револьвера - и так четыре месяца. Но, увы, я не один такой. Нас двести тысяч - и скорее мертвых, чем живых».

Курбе держался мужественно: он даже пишет в тюрьме. Искусство поддерживало и развлекало его. Удивительно, но именно в камере-одиночке им были написаны многие прекрасные и сочные его натюрморты. Друзья добиваются его перевода в дорогую лечебницу, где ему делают операцию, и наконец в мае 1872 года он возвращается в Орнан, который тоже успел нанести ему жестокий удар: в мае 1871 года перепуганные орнанские власти убрали статую Курбе Ловец форели, которую благодарный художник в свое время подарил любимому городу.

Казалось бы, опасность миновала: более того, драматичная история с Коммуной, тюрьма, шумиха вокруг имени Курбе необычайно повысили его популярность. Американские миллионеры расхватывали его картины, как горячие пирожки. Но вот 30 мая 1873 года пришла снова беда: новое бонапартистское правительство, сменившее либерального Тьера, постановляет восстановить колонну и сделать это за счет Курбе, которого оно объявляет теперь главным виновником. По сути дела, это был вероломный и жесточайший удар, которым власти добивали художника. Никогда еще за разрушения, сделанные во время революции, не наказывали конкретного человека, но теперь бюрократия, которую всю жизнь так открыто ненавидел Курбе, хотела сломить его и заставить встать на колени. Курбе приговорили к выплате астрономической суммы в 323 тысячи франков и в обеспечение этого иска наложили арест на все его имущество. В случае невыплаты Курбе грозило долгое тюремное заключение.

Художнику ничего не оставалось делать, как бежать за границу. Все последние годы он проводит в соседней Швейцарии. Его лишили родины, имущества, денег, любимой семьи, разорили и надломили здоровье. Надорванный, усталый, больной, он много пьет, пытается писать, но его живопись теряет свою былую мощь и величие, и все свои последние силы он тратит на бесконечные судебные препирательства с родными властями, которые с редким бессердечием наблюдают за агонией великого художника. Курбе не сдавался до конца, оставаясь упорным и непримиримым бойцом, но жестокая болезнь, водянка, медленно сводит его в могилу. Он умер 31 декабря 1877 года в возрасте 58 лет, смелый, гордый и независимый человек, заплативший жизнью за свое желание быть свободным и жить в свободной стране.

Через три года после его смерти новое правительство великодушно «простило» Курбе. Его любимой сестре Жюльетте пришло следующее извещение: «Имею честь вам сообщить, что... министр финансов предписал департаменту государственных имуществ прекратить судебное преследование против наследников г-на Курбе... по взысканию с него компенсации... которая аннулирована амнистией. Что касается картин и прочего имущества, конфискованного префектурой Ду... Вы и ваши сонаследники можете получить его обратно во владение».

Так была поставлена запоздалая точка в этой позорной истории.

Творчество художника (начало)
Творчество художника (продолжение 1)
Творчество художника (продолжение 2)
Творчество художника (окончание)

По материалам: Гюстав Курбе / Текст Л. Байрамова. -М.: Белый город, 2006. - 48 с., ил.

На страницу художника: Курбе Гюстав (БРЭ)

Художники по годам рождения: 1791-1830;

Художники по странам: французские

Художники по алфавиту:
АБВГДЕ Ё Ж З И ЙКЛМН ОПРСТ УФ Х Ц ЧШ Щ Э Ю Я

Художники по годам рождения, Художники по странам, Тематические коллекции

   

Поделиться в:

 
       
                     
 

Словарь античности

Царство животных

   

В начало страницы

   

новостей не чаще
1 раза в месяц

 
                 
 

© Клуб ЛИИМ Корнея Композиторова,
since 2006. Москва. Все права защищены.

  Top.Mail.Ru